К 200-летию Фета подумала вдруг, что он звучит в русской поэзии примерно так же, как Суинберн — в английской, и этим сравнением я вовсе не хочу умалить фетовскую поэтическую индивидуальность, конечно (компаративистика тем и хороша, что видит в онтологических соотнесениях благо, а не ущемление). Фетовское грустное очеловечивание природы так же великолепно и неповторимо, как и суинберновский «Сад Прозерпины», в котором “A sleepy world of streams” вторит «немного строгой сумрачной картине» русского поэта. Фет был предсимволистом и вдохновителем Блока, а Суинберн — главным английским символистом, стоявшим особняком в викторианском литературном мейнстриме, и читать их хочется попеременно, чтобы их голоса перекликались друг с другом.
Любимое фетовское у меня вот это:
Растут, растут причудливые тени,
В одну сливаясь тень…
Уж позлатил последние ступени
Перебежавший день.Что звало жить, что силы горячило —
Далеко за горой.
Как призрак дня, ты, бледное светило,
Восходишь над землей. И на тебя как на воспоминанье
Я обращаю взор…
Смолкает лес, бледней ручья сиянье,
Потухли выси гор; Лишь ты одно скользишь стезей лазурной;
Недвижно всё окрест…
Да сыплет ночь своей бездонной урной
К нам мириады звезд.
No comments :
Post a Comment