Для меня Пастернак — это, прежде всего, шекспировские переводы, открывшие для меня, ребенка, мир трагедии. И монолог Гамлета в пастернаковском переводе я ценю выше всех других, хоть есть и те, что лучше.
Я не самый благодарный читатель пастернаковской поэзии, да и Живаго не люблю, но «Детство Люверс» с его повышенной тревожностью, чуткостью к звукам из дальних комнат, к отражениям в окне, к молчаливой внутренней жизни, высокое напряжение которой переживается как твое собственное, даже к тем самым темным пятнам на медвежьей шкуре — эстетически безупречно как самый совершенный карандашный набросок.
А еще «Охранная грамота» с посвящением Рильке, тот самый кусок дымящейся прозы, по описанию самого Пастернака; она навсегда въелась в кожу памяти с ее марбургскими впечатлениями и с росчерком пера о соскальзывающем в Кисельный переулок солнце, которое потом закатывается на Неглинке — вещей, примиряющих меня с Москвой, было немного, и этот отрывок был одной из них.
Пастернаковское проживание мимесиса в книгах было одним из самых глубоких, самых мучительных и самых точных, и за это ему моя вечная благодарность.
No comments :
Post a Comment