Ведь только как будто вчера смотрели «Персону», и Лив обнимала Биби-Альму за плечи, и их лица сливались в одно, страшное и совершенное, и на экране им сколько — под тридцать? чуть больше тридцати? — а мы, вчерашние подростки, смотрим и умничаем, конечно, и тарахтим (в основном, мой голос) что-то о «Разделенном я» (его, кажется, тогда только что опубликовали; мой бывший муж, умный тихий мальчик, задумчиво кивает), о Бергсоне и прочем, но, вообще говоря, нам страшно, как бывает страшно маленьким детям впервые рефлексировать о смерти.
Смерть Биби — это финал тех бесконечных юношеских бесед, на которые память навесила еще один амбарный замок.
No comments :
Post a Comment